“Тертерское дело” — беспрецедентные по масштабам пытки азербайджанских военнослужащих для фабрикации дел о шпионаже в пользу Армении — годами было почти никому не известным. Большинство азербайджанских правозащитников и журналистов сторонились его — слишком невероятными выглядели обвинения. Заставить страну поверить в это дело, а власти — признать его — в итоге удалось во многом благодаря упорству одного отца, который потерял сына.

“Папа, я вообще не понимаю, зачем я здесь”.

Эти слова бывший деревенский механик Насир Алиев вспомнил, когда пришел в себя после ареста своего сына. Четыре дня, по словам Насира, он провел как в беспамятстве, не мог ни есть, ни говорить — стоял на коленях и думал, что делать дальше.

Утром 15 января 2018 года, вместо того чтобы отмечать день рождения дочери, Насир с сыном поехали из родной деревни в столицу — за несколько дней до этого Эмилю позвонили из генпрокуратуры и вызвали давать показания по поводу обстоятельств своей службы в армии в 2011 году.

В час дня 15 января он уже был под арестом, наручники на него надели прямо при отце.

“Я не знал, как людям в лицо смотреть, — говорит Насир. — Его обвинили, считай, как врага народа”.

Эмилю предъявили обвинения в шпионаже в пользу Армении, с которой Азербайджан находится в состоянии войны уже больше 30 лет. Для страны, где выросло уже целое поколение, не знавшее мира, — это тяжелое обвинение и позор на всю семью.

Вспоминая последние сказанные ему слова Эмиля и его растерянный взгляд, Насир поверил сыну и решил бороться: “Я сказал себе, что не отстану, пока дело не расследую”.

Теперь это дело известно всем в Азербайджане как “Тертерское”.

Черно-белый рисунок. Люди со страданием на лице на фоне силуэтов солдат

Беспрецедентное дело

За девять месяцев до ареста Эмиля, в мае 2017 года, прокуратура объявила о раскрытии в азербайджанской армии сети армянских шпионов. Спустя годы выяснилось, что за лаконичным заявлением скрываются сотни человеческих драм — в течение мая и июня 2017-го солдаты массово подвергались арестам и пыткам. Их свозили в старое административное здание в Тертерском районе на западе Азербайджана и истязали, заставляя признаться в шпионаже в пользу врага.

Пострадавшие от пыток и их родственники рассказывали потом Би-би-си и другим СМИ, как людей раздевали, выбрасывали из окон, били палками, выдергивали ногти, а в раны вставляли электрические контакты.

Сейчас массовые пытки в азербайджанской армии расследует сама же азербайджанская прокуратура, но в 2017-2018 годах о них мало кто слышал, а те, кто слышал, не знали общей картины.

Пытки и жестокое обращение с заключенными — не новость для Азербайджана, но это дело стало беспрецедентным по масштабу. На сегодня больше 400 человек официально признаны пострадавшими от массовых истязаний — как позже выяснилось, не только в Тертере, но и в других регионах страны. По данным правозащитников, от пыток погибли по меньшей мере 11 человек (в прокуратуре ранее говорили, что только один, на вопросы Би-би-си ведомство не ответило).

О “Тертерском деле” не знал и Насир, когда решил остаться в Баку и бороться за своего сына. Он продал землю в родной деревне Бостанчи Хачмазского района, забросил сад, оставил ферму и переехал с женой и дочерью в столицу. Они сняли квартиру в хрущевке в пригороде, стали искать работу, носили в тюрьму передачи.

Черно-белый рисунок. Люди с заклеенными ртами. На переднем плане виды города Баку

Долгие месяцы, пока шло следствие, Насир искал доказательства невиновности Эмиля — но не мог получить от следствия даже материалы дела, потому что суд был закрытый.

В июне 2018 года Эмиль Алиев получил 12 лет за государственную измену, четыре года он должен был отсидеть в закрытой тюрьме строго режима. Тогда Насир наконец получил решение суда — и обнаружил в деле странности. В материалах указывалось, что в мае 2011 года на линии соприкосновения азербайджанской и армянской армий его сын перешел на сторону врага — но Насир знал, что Эмиль уволился со службы еще в апреле. После приговора Насиру удалось увидеть сына — впервые с момента ареста — и тот рассказал, что его били, заставляя оговорить себя.

“Я хотел найти еще доказательства и стал искать других родителей, чьих детей обвинили в измене”, — рассказывает Насир. Осенью 2018 года у здания администрации президента, куда многие азербайджанцы приходят требовать справедливости, он познакомился с несколькими людьми в похожей ситуации, они обменялись телефонами и стали держать связь.

По словам Насира, многие из них не были знакомы с материалами дел своих детей — знали только, что их посадили по 274-й статье (“государственная измена”). Все истории были похожи друг на друга — люди рассказывали, что их сыновей пытали и под пытками они брали на себя вину.

У Насира появилась надежда, что раз его сын такой не один, его можно будет спасти.

“Мы столько всего наговорили”

В начале 2019 года на Насира вышел правозащитник Октай Гюлалыев. Вместе они создали Комитет против репрессий и пыток и взялись за расследование “Тертерского дела”, постепенно понимая его масштаб. “Эти первые месяцы были самые трудные, — вспоминает Насир. — Мы буквально ходили по домам, искали пострадавших, убеждая их, что они должны выйти с нами на акции, искали документы”.

Но одним рассказам людей — без документов — почти никто не верил. Большинство правозащитников и журналистов — за исключением независимых телеканалов “Туран” и “МейданТВ” — старались держаться от этого дела подальше. Одни боялись рисковать, другие просто не верили, что в армии — гордости страны — сотни людей могли пройти через “пыточный конвейер”.

Две фотографии Насира где он показывает рукой сколько у него документов
Долгое время у Насира не было доказательств по “Тертерскому делу”

Весной 2019 года Насира и Октая Гюлалыева вызвали в генпрокуратуру из-за телевизионных эфиров, в которых они рассказывали о пытках. “Мы очень беспокоились, потому что мы уже столько всего наговорили — что людей пытали, но на руках у нас не было документов, которые бы это подтвердили”, — рассказывает Насир. Обоим было чего бояться: к тому моменту репрессии в Азербайджане усилились. Разбиравшаяся до того с оппозицией и прессой власть с 2014 года пошла против правозащитников, многие из них прошли тюрьмы, уехали, перестали работать или боялись притрагиваться к опасным делам.

Насир признается, что в тот момент порой находился в отчаянии: “Когда слушали, что рассказывали люди, мы даже сами сомневались немного первое время в том, могла ли быть такая жестокость — до такой степени, что там творился такой кошмар”.

В прокуратуре Гюлалыеву, по словам Насира, прямо сказали, чтобы он бросил это дело. Но тем же утром у них появились первые вещественные доказательства.

Первые документы

“Когда тем утром появилась Валида-ханум и принесла решение суда, можно сказать, что наша жизнь изменилась”, — вспоминает Насир.

Сын Валиды Ахмедовой Эльчин Гулиев погиб в тюрьме под пытками в 2017 году. Она передала Насиру и Октаю документы — и решение суда по делу о смерти Эльчина, и показания свидетелей, и заключения судмедэкспертизы. В материалах перечислялись имена 101 пострадавшего, 16 человек были признаны виновными в истязаниях и превышении полномочий. В результатах экспертиз детально расписывались жестокие способы пыток, однако сама статья о пытках, предусматривающая более жесткое наказание, применена не была.

Валиду хорошо знают родственники других пострадавших от пыток — они собирались у нее дома, где обсуждали планы борьбы. Валида писала письма в прокуратуру и на имя президента — с требованием найти и наказать виновных в смерти сына. Она говорит, что не уверена, ее ли письма помогли начать то первое уголовное дело 2017 года, но дело о пытках возбудили, и она проходила по нему пострадавшей стороной. “Я ходила на все суды, ни одного не пропустила, собирала все документы, какие только могла получить”, — рассказывает она.

Родственники жертв “Тертерского дела” в майках с фотографиями пострадавших.
Родственники жертв “Тертерского дела” в майках с фотографиями пострадавших. В центре фото в дальнем ряду Гюлалыев, слева от него Насир. Валида — вторая слева в первом ряду

“Валида была очень активна. Можно сказать, мы боролись плечом к плечу, когда у нее дома собирали пострадавших”, — говорит Насир. Благодаря ее материалам дела, у него появилось больше уверенности: “Я стал говорить более жестко, потому что у меня на руках уже были доказательства. Я понял, что все это правда, все по-настоящему”.

Через эфиры он стал призывать родственников потерпевших связаться с ним — и постепенно к родителям заключенных стали присоединяться родители погибших. “Сложнее было находить обвинительные заключения следствия, — говорит Насир. — Не все родители знали, что эти документы тоже следует взять, брали только сами решения суда”.

Чем больше он находил людей, готовых говорить, тем больше становилось СМИ, готовых рассказывать о “Тертерском деле”. В 2019 году о нем вышел первый материал на Би-би-си — после этого о деле на заседании в парламенте вскользь упомянул депутат. Это был первый раз, когда о массовых пытках в армии заговорили на официальном уровне.

Начинать с начала

Насир говорит, что в расследовании “Тертерского дела” были два ключевых человека — Валида Ахмедова, которая принесла первые доказательства, и Октай Гюлалыев, сам вышедший на Насира и взявшийся за дело, за которое больше никто не брался. Но в конце октября 2019 года на пешеходном переходе Гюлалыева сбил таксист. Правозащитник получил травмы головы, которые привели к необратимым последствиям для мозга, и оказался прикованным к постели.

“Мы были друзьями, он общался с нашей семьей, и, конечно, то, что случилось, было большим ударом, — говорит Насир. — После этого комитет прекратил работу, потому что все дела вел Октай — он знал законы и адреса иностранных организаций, а я приводил людей и находил документы — мы так распределяли работу”.

После произошедшего с Октаем Насир снова начал искать правозащитные организации, рассылать письма. “Фактически пришлось начинать с начала”, — говорит он.

Насир Алиев сидит в кресле
За пять лет Насир прошел путь от человека, который только слышал об интернете, до правозащитника

Насиру пришлось работать одному почти год. За этот период он нашел похожие дела в Агджебеди и Казахе, ездил в регионы встречаться с жертвами и их родственниками. Ему помогали родители других осужденных, но денег у безработного Насира на частые поездки все равно не было.

“Есть каналы, которые сейчас об этом деле говорят, а раньше молчали. Кроме Октая, никого не было — все убегали, к кому ни обратись”, — вспоминает Насир. Найти других правозащитников оказалось сложно, и “Тертерское дело” фактически застопорилось на год.

Все это время его сын находился в тюрьме.

“Я знал, что Эмиль не виновен, и поэтому не имел права сдаваться”, — говорит Насир.

Первые результаты

В конце 2020 года Насир познакомился с правозащитником Фикретом Джафарли, и дело сдвинулось с мертвой точки — к нему стали подключаться другие правозащитники, в том числе известный в Азербайджане юрист Расул Джафаров. Он стал составлять списки пострадавших от пыток военнослужащих в период с 2016 по 2018 год и активно общаться со СМИ. Лед тронулся — все больше журналистов брались рассказывать про это дело.

По словам Насира, благодаря прессе именно тогда стало меняться общественное мнение — люди стали верить, что вместо шпионов государство поймало невиновных.

“Пострадавшие начали выходить в эфиры разных СМИ, показывать там свои раны от пыток. Есть те, кто до сих пор страдает”, — рассказывает Насир.

В ноябре 2021 тему “Тертерского дела” обсуждали в Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ). Замглавы генпрокуратуры Ханлар Велиев затем заявил, что все виновные в пытках давно наказаны, а дело раздувают в прессе враги Азербайджана, люди “с армянской сущностью”.

А спустя месяц, в январе 2022 года, силовые структуры — генпрокуратура, МВД и Служба госбезопасности — неожиданно выпустили совместное заявление о начале предварительного расследования массовых пыток — впервые индивидуальные дела объединили в одно. Пострадавшие и их родственники добивались этого пять лет.

Правозащитник Расул Джафаров сидит в кресле
Правозащитник Расул Джафаров, который занимается сегодня “Тертерским делом”, сам отсидел два года и считался политзаключенным

“Сегодня я вижу, что они [следствие] заинтересованы в расследовании. Прихожу на следствия, вижу, что допросы жертв продолжаются иногда до полуночи, — рассказывает Насир. — Я сам встречаю этих людей, приезжающих из регионов, кто-то остается, живет у меня, вместе с ними иду в прокуратуру и обратно. Держу с ними связь, чтобы дело это двигалось, стараюсь помогать следствию”.

В течение 2022 года дело обрастало новыми подробностями — число официальных потерпевших стало расти, стали возвращаться в суды дела ранее осужденных за пытки (многие тогда отделались небольшими сроками) и самое главное — начали пересматриваться дела тех, кто, как утверждали правозащитники, под пытками признался в шпионаже. На свободу стали выходить первые фигуранты “Тертерского дела”.

Встреча

В сентябре 2022 года генпрокуратура инициировала пересмотр дел 19 человек, осужденных за госизмену. Среди них был и Эмиль Алиев.

6 декабря в 10 утра Насир пошел в прокуратуру узнать, как продвигается следствие.

“Я там был на встрече с главой следствия и спросил его, когда ребят наших отпустят, а тот смеется, говорит, мол, ну что ты торопишься — и улыбается, — вспоминает Насир. — А потом он говорит, что сын с минуты на минуту как раз из ворот тюрьмы выйдет”.

6 декабря решением Верховного суда 10 из 19 человек были оправданы, дела в отношении оставшихся девяти были прекращены. Они были отпущены на свободу в тот же день.

“Я же был весь в этом деле и как-то не подумал даже, что сына вообще-то со дня на день должны выпустить… совсем забыл”, — со смущением вспоминает Насир.

Его брат оказался быстрее и забрал Эмиля из колонии сам. В итоге добравшийся через час домой Насир стал последним в семье, кто увидел сына: “ Я обнял его, сказал — все пройдет, все забудется, все закончилось, будет трудно, но все закончилось”.

Три фото рядом. Первое - Эмиль сидит в военной форме. Второе - Гюлалыев с сыном эмиля. Третье - Эмиль со своим сыном
Гюлалыев (на центральном фото с сыном Эмиля) был единственным правозащитником который на первых порах занимался “Тертерским делом”. На фото слева — Эмиль, на фото справа — Эмиль с сыном

В мае этого года указом президента были помилованы еще четыре приговоренных за госизмену. В тюрьме остаются 11 человек, которых, как считают правозащитники, пытали в 2016-2018 годах в Шамкире, Газахе, Товузе и Агджабеди.

Но и их освобождение не станет точкой в “Тертерском деле”. Правозащитники пытаются добиться компенсаций для несправедливо осужденных, денег на лечение и помощи в реабилитации. Кроме того, предстоит выяснить, кто именно отдавал приказы пытать военнослужащих.

В сентябре 2022 года по этому делу арестовали генерала Бекира Оруджева и еще четверых офицеров, в апреле над ними начался суд. Они обвиняются в организации пыток, им грозит до 11 лет лишения свободы. Как отмечают правозащитники, эта статья редко используется в Азербайджане: вместо нее обычно судят по дублирующей и более мягкой статье “истязания”. Именно за “истязания” и “злоупотребление властью” ранее осудили 16 военных, максимальный срок составил всего 10 лет.

***

До 2018 года, когда арестовали его сына, Насир, по его словам, даже не умел пользоваться интернетом — только слышал о нем. Спустя пять лет он — замглавы Центра расследования пыток.

По словам правозащитника Расула Джафарова, Насир сыграл одну из ключевых ролей в расследовании “Тертерского дела”. “Во-первых, он собрал общую информацию о деле, так как до того были только интервью бывших военнослужащих, но что произошло, как эти дела связаны между собой — он разобрался в этих моментах, помог собрать доказательства, — говорит Джафаров. — Во-вторых, он поднял вопрос не только своего сына, а был одним из родителей, которые были за общую солидарность”.

Насир говорит, что не собирается возвращаться в родную деревню — до тех пор, пока “Тертерское дело” не будет раскрыто окончательно, пока все виновные не понесут наказание.

Почему тогда он бросил все и стал бороться за сына? Насир не сразу отвечает — кажется, будто не понимает вопроса. “Все должны требовать своих прав. Я потратил на это пять лет, там в деревне остался мой дом, сады мои сгнили, землю продал, — говорит он. — Я не спрашивал себя, начнутся ли у меня проблемы, и думал, что мой сын не виновен и должен выйти на свободу. Это мой долг как отца”.

Магеррам Зейналов (Би-би-си, Баку)